Я не смогла придумать ничего иного, потому что с некоторых пор запах ментола и цитруса преследует меня. Каждую ночь. Просыпаться в нем утром — невероятное удовольствие, и в ванной я снова и снова перебираю принадлежащие Гастону бутыльки. Хочу получить подтверждение, что это не его личный запах такой свежий и холодный, но, даже смешав в ладони гель для душа и лосьон после бритья, ничего подобного не получаю. Просто сумасшествие какое-то… И, что самое смешное, я не могу избавиться от этого наваждения в булочной, где не место личному.
Пока миссис Марвелл собирает для меня пакеты, я слушаю соседку по очереди и старательно ей киваю. У нее во дворе упало дерево и пробило брешь в заборе. Женщина просит помочь ей не допустить рецидива. Понятия не имею, что она хочет услышать. Есть только один способ заставить забор выдержать натиск падающих деревьев: построить его из бетонных плит, вкопанных в землю на две трети высоты… Но я, разумеется, заверяю ее, что помогу. Сразу после этого капкан захлопывается, и несчастная обделенная вдовушка превращается в тасманского дьявола критики. Лайм, — говорит она, — ужасная банальность, зря я его выбрала. Лучше бы взяла что-то более мягкое и бархатное. Вроде карамели. Как можно более искренне заверяю ее, что исправлюсь, но, хоть убейте, не представляю Гастона жующим карамель. Это как столкновение реальностей. Однако, поскольку в этом городе существует только один способ сохранить голову на плечах: кивать и улыбаться, — вслух я этого не говорю. Покладистость, покладистость и еще раз покладистость. Но даже она меня не спасает от цепких когтистых лап местных кумушек — только возвращение строгой булочницы.
— Благодарю. Пахнет, как всегда, изумительно. Кстати, я слышала, что вы берете донорскую кровь, — говорю. Миссис Марвелл продолжает улыбаться и заворачивать содержимое, глядя на меня в ожидании вопроса. Однако вопроса у меня нет, лишь субъективная оценка. Видимо, поддаюсь влиянию местных жителей, которые не могут оставить без внимания ни одну мелочь… — Специфическое хобби.
— Курсы медицинской помощи, миссис Сайтен, — отвечает нейтрально миссис Марвелл. — А в больнице никогда не хватает рук. Еще иногда я читаю лекции о здоровье детям в школах, если это вас интересует. Когда мне становится одиноко, я начинаю искать себе новое занятие. Вот и весь секрет.
Надеялась получить из разговора хоть какую-то зацепку к разгадке этой странной женщины: булочницы, которая не печет булочки, но берет донорскую кровь, — однако снова не вышло.
— Слышала, мистер Эверс подстрелил оленя.
Она повторяет то же самое, что и все здесь присутствующие, но не совсем. По крайней мере, в ее интерпретации звучит более забавно:
— Но мэру его отдал мистер Сайтен. И рога вернут тоже ему.
— Властный, судя по всему, у вас муж, — улыбается уголками губ моя собеседница. — Надеюсь познакомиться с ним на юбилее миссис Андерсон.
— Вы собираетесь присутствовать на празднике?
— Да, мэр решил, что обязан позвать на праздник своего любимого пекаря в городе.
Что ж…
— Уверена, Гастон будет рад знакомству. — С кем угодно.
Последнее я не договариваю, но именно так и есть. Куратор всегда улыбчив и любезен, учтив и обходителен… Не разберешь, с кем это правда, а с кем — игра. Только за закрытыми дверям дома можно что-нибудь вытянуть. Крик и полупоцелуй, например. Иногда так хочется вскрыть его голову и посмотреть, что творится внутри. Возможно, там разложены по полочкам ответы на все мои вопросы…
От воспоминаний о поцелуе губы покалывает. Я лежала прошлым вечером в кровати и так ждала, чтобы он пришел и хоть немного прояснил, что между нами теперь происходит, но он не поднялся в спальню. Всю ночь провел в кабинете, на подхвате у ребят, брошенных на помощь команде эвакуации Ив. Заснул прямо в кресле — я заглянула, когда уходила в булочную. Надо его оттуда вытащить, пока Мэгги не пришла. Вот будет сюрприз, если она обнаружит скульптора в отпуске, уснувшего на клавиатуре ноутбука… Будет непросто объяснить такое.
Я едва успеваю свернуть на улицу, ведущую к дому, как за велосипедом пристраивается машина полиции. И поскольку явились они по мою душу, то едут себе параллельно с черепашьей скоростью, и это очень странно. Я все жду, когда включат мигалки или велят остановиться, но ничего подобного: мы просто нервируем друг друга и попавших в затор автомобилистов на протяжении добрых двух сотен футов. Не могу сказать, что мной завладевает паника, но собраться с мыслями не мешает.
Однажды на моих запястьях уже застегнули наручники и пригнули голову, чтобы не ударилась, когда будут запихивать в салон такой же, как эта машины. Старенькой, маленькой, видавшей куда худших типов…
Поскольку на нашей подъездной дорожке места ровно на две машины: Лео и Гастона, — полиции приходится проехать чуть дальше, а я останавливаюсь и слезаю с велосипеда, даже не думая делать вид, что не сообразила, по чью душу явился белый воротничок. Детектив Фрост — так он мне представляется. Почти облысевший, сухопарый, сутулый мужчина на шестом десятке с ввалившимися щеками. Очень неприятный тип со старчески сморщенными губами и бегающими глазками, которые редко поднимаются к лицу собеседника. Если бы не весьма гладкие руки, я бы легко накинула ему десяток лет сверху.
Наш разговор получается крайне коротким, потому что без допущений и предположений информации у меня, считай, никакой. А делиться соображениями с таким человеком не хочется. Оттого получается, что хоть я и присутствовала на стройке, ничего не видела, никем не руководила, лишь разводила себе детей и беседовала с Донной. Бесполезная для следствия особа…
— Миссис Сайтен, — наконец, перебивает меня детектив, уставший слушать женскую трескотню. — На время расследования восстановительные работы придется прекратить, вы это понимаете?
— К несчастью, да, — отвечаю прохладно, все больше уверяясь в нечеловеческой проницательности Гастона. Неужели он был прав, и за всеми нашими неурядицами стоит мэрия?
— Вам и вашему брату запрещено покидать штат до конца разбирательства.
— По какой причине, можно узнать?
— Разумеется: рассматривается версия с предумышленным нанесением тяжкого вреда здоровью…
— Не понимаю… Хорошо, допустим Лео был неподалеку от места происшествия, но Донна Праер и как минимум двое детей могут подтвердить, что я находилась на расстоянии футов пятидесяти…
— Совершенно верно, но у нас достаточно свидетелей того, как ваш брат — Леонард Эванс — неоднократно спорил со строителями и бригадиром, а вы ему в этом не препятствовали. Кроме того, он имел возможность повредить крепление… Налицо конфликт интересов. И, кстати, миссис Лайт запрашивает запрет на приближение всей вашей семьи к ее сыну.
Не знаю, как я после этого не потребовала у него ордер, чтобы пересечь порог нашего дома. Наверное, только приступ головокружения и давешняя пропесочка Гастона не позволили мне устроить детективу Фросту все прелести неприближения… Но присутствовать при ответах Лео я не решилась — испугалась, что не сдержусь. Вместо этого я отправилась варить кофе для куратора, молясь, чтобы он ни в коем случае не вздумал выйти из кабинета раньше времени и попасться на глаза злобному типу в форме.
Гастон все еще спит на столе, подложив под голову руку. В той же позе я застала его больше часа назад, когда уходила в булочную. Вздохнув отставляю в сторону кофе и присаживаюсь рядом с компьютерным креслом, которое на сегодняшнюю ночь заменило куратору кровать. Он даже во сне выглядит усталым, а я, поддавшись порыву, провожу рукой по светлым волосам и вдыхаю запах, по которому так скучала этим утром.
— Гастон, — зову тихо. — Просыпайся.
Приходится повторить это еще несколько раз и сжать плечо куратора, прежде чем его ресницы в первый раз вздрагивают. После этого Гастон садится прямее и потирает затекшую руку. Ему требуется немало времени, чтобы осознать, что происходит.
— Ив? — спрашивает он хрипло первым делом, и я качаю головой.